"Дневник оптимистки"

Три секунды. Две. Одна.

И вот я на финише. Плечом я вырвалась вперед и обогнала соперницу всего на секунду. Этого мало для уверенной, стопроцентной победы. Но я все равно была счастлива.

Все эти люди, окружающие меня, возлагают огромные надежды на мой успех в грядущем соревновании. Я шла к этому годами, не жалея ни сил, ни времени ради своей мечты. О, скольким пожертвовала я ради своего будущего, которое еще сокрыто от меня… Однако, я знаю: путь к мечте не легок, но он точно стоит того, чтобы его пройти.

С меня ручьями стекает пот, ноги слегка подрагивают от напряжения и усталости. Тренер с улыбкой протягивает мне ледяную бутылку, от которой руке сразу становится прохладно и приятно, и я выпиваю ее почти целиком.

А вот и мой мужчина стоит неподалеку, ждет, когда я уделю ему немного внимания. Мой Витенька. Он даже не смотрит на меня и не улыбается, и я знаю, почему. Витя очень устал от моих вечных тренировок, моей постоянной занятости. Он никак не может смириться со своим вторым местом в моей жизни, хотя и старается. Мне искренне жаль, что так все выходит, но против системы пойти не могу, спорт для меня всегда был важнее и будет. И он прекрасно знает это, но почему-то не уходит. Витя все равно отчаянно внедряется в самые сокровенные отделы моего сердца, пытаясь заменить весь мир в своем лице. Мне остается лишь улыбаться на это и молчать. Не хочу его расстраивать.

Я направляюсь к надувшему губы Вите, по пути осушая бутылку до конца, и вытирая пот с лица, чтобы выглядеть не слишком замыленной.

- Поздравляю. Сегодня твой результат лучше, чем вчера, - не слишком радостно буркнул Витя, нарочно избегая моего взгляда. Он уперто разглядывал землю и пинал бордюр зрительской трибуны, нервничая.

- Не делай вид, что тебе все равно, - спокойно отвечаю я и целую его в щеку. От этого он немного оттаивает. На лице даже дрогнула улыбка, но тут же исчезла.

- Собирайся, нам через полчаса нужно уже быть в пути. Твоя мама оставила мне уже пять назойливых звонков.

- Надеюсь, хоть на один из них ты соизволил ответить? – не без сарказма спросила я, после чего он подтолкнул меня к выходу со стадиона. От мимолетного тепла не осталось и следа.

* * *

За стеклом с бешеной скоростью проносилась трасса, сливаясь с местным пейзажем в одно серо-зеленое пятно. А через несколько минут стекло запестрило сотнями дождевых капель, которые и вовсе размыли весь вид. Теперь было совсем не разобрать, где мы едем, не спасали даже усердные дворники, которые не переставали совершать монотонных движений вправо-влево. Меня клонило в сон.

- У твоей мамы талант выбирать погожий день для семейных встреч, - проворчал Витя, угрожающе просигналив встречному автомобилю.

- Прекрати возмущаться, - раздраженно ответила я ему, уставившись в боковое окно. – Лучше следи за дорогой.

Витя промолчал. Но я кожей ощущала его негодование, раздражение и злость. В такие моменты я начинала задумываться, почему мы вообще до сих пор вместе? Как мы друг друга терпим? Он постоянно всем недоволен, а я всегда в своем спорте, а значит, недосягаема для него. От этого он и злится. И в этом замкнутом кругу мы с ним вращаемся год за годом. Не легче ли было его отпустить? Хотя, чтобы отпустить, нужно для начала человека держать возле себя. А я никогда его насильно не держала. И Витя знает об этом. Однако все равно сидит за рулем и везет меня к матери, которая видит меня почти так же редко, как и он сам.

- Вить, вот скажи, - начала я неожиданно для самой себя, сознавая, что у меня накипело. – Зачем я тебе нужна? Ты ведь меня даже не любишь.

Витя резко повернул ко мне голову. На лице читалось удивление и растерянность.

- Кто тебе сказал такое? – спросил он каким-то глуховатым голосом.

- Ну, сам подумай: ты постоянно недоволен моей занятостью и отлично понимаешь, что я не смогу никогда пожертвовать спортом ради тебя, ради жизни вместе с тобой. Я не смогу, слышишь?

Витя слышал. Не поворачивая головы, он негромко ответил:

- Пусть так. Я к этому привыкну. Уже почти привык. Но это еще не повод не любить тебя.

Этими словами он снова меня вернул в наш порочный круг, из которого я только что попыталась вырваться.

- Я тебя не понимаю, - сказала я, вздохнув. – Ты просто зря теряешь со мной время. Ты бы сейчас мог давно обзавестись семьей, в свои 30 лет, растить детей… А ты все носишься за мной, в надежде, что Я смогу подарить тебе эту счастливую жизнь…

- Ты понимаешь вообще, что говоришь такое? – Витя взорвался окончательно. Руки его крепче вцепились в руль, даже костяшки побелели. - Люблю я тебя, как ты не возьмешь в толк! Мне не…

Но Витя не успел договорить. Половину из его слов перекрыл оглушающий вой встречной машины, которая, на перекрестке, влетела в нас с той стороны, где сидела я.

В голове тут же пронеслись картинки: я несусь по беговой дорожке. Вот я спотыкаюсь и падаю. Расшибаю коленки, ломаю запястье и сильно ударяюсь головой. Сейчас со мной происходит нечто подобное, только хуже. В уши врезается ужасный скрежет металла, который давит на меня и ломает мне кости. Я даже не успеваю закричать, потому что крик комом застрял в моем горле. Машину заносит в кювет, она переворачивается, после чего все мои ощущения мгновенно прерываются, и я отключаюсь. Вокруг теперь лишь тьма.

* * *

Я очнулась всего на минуту. Сознание схватилось за эту минуту, словно за частичку света, который прорезается во тьме. Оно хотело насладиться еще не ушедшей жизнью, ее теплом. А получило ошеломляющий разряд боли, которая тут же обрушилась в мое тело, стоило только приоткрыть одно веко. Второе опухло от осколков стекла.

Кажется, меня куда-то несли. Или везли, я не знаю. Реальное смешалось с нереальным, и я не могла разобрать, что к чему. Но самое ужасное, что я не чувствовала ног. Я ощущала каждый сантиметр своего искалеченного тела, всю физическую боль, которая на него обрушилась, но я совсем не ощущала своих ног… Самых важных своих частей тела.

Второй раз очнулась я уже в палате. Кажется, с последнего моего визита в мир живых минуло несколько дней. Я попыталась разлепить тяжелые веки и мне это удалось. Сощурившись от хлынувшего яркого света, я вдруг разглядела очертание человека, сидящего возле моей постели. Мгновение спустя я узнала в нем Витю. Он сидел, сгорбившись, и смотрел в одну точку на полу. Левая рука у Вити была в гипсе, а на лбу была свежая перевязка, из-под которой небрежно торчали всклокоченные волосы. Я сразу поняла, что он не спал несколько ночей.

- Что стряслось с нами, Витя? – почти шепотом спросила я у него. Витя встрепенулся, не ожидая услышать меня, и схватил мою ладонь здоровой рукой.

- Ты как, Анюта? – заботливо спросил он, поглаживая мою ладонь большим пальцем.

- Очень странно… Мы попали в аварию?

Он слегка помедлил, а потом поведал, что произошло. Я слушала, и сердце мое обливалось кровью от страха. Я сразу вспомнила о самом важном.

- Витя, что с моими ногами? Я их не чувствую!

Я даже слегка приподняла голову, чтобы видеть их перед собой. Это легкое движение принесло мне немало боли, и я оставила попытки приподняться на постели. Но ноги мои были на месте, это точно. Однако по моим ощущениям, они напрочь отсутствовали! Мой мозг отказывался принимать этот факт, и я продолжала настороженно смотреть на Витю, ожидая ответа.

А Витя угрюмо молчал и наводил на меня страху еще больше.

- Витя, не молчи! Что с ногами?.. – я начинала впадать в истерику. Хотелось кричать, но голос был еще слишком слаб.

Тут он сказал роковые слова, которые убили во мне все живое:

- Врачи сделали все, что могли, Аня, но ты больше никогда не сможешь ходить.

* * *

Жизнь была сломана. Так же сломана, как и 18 костей в моем теле. Она развалилась по кусочкам в одну секунду, в один миг… И ничего исправить теперь было нельзя. На моем будущем стоял крест. Огромный и черный крест.

Прошло довольно много времени, прежде чем больничная палата сменилась моей уютной квартирой, которая, впрочем, теперь не казалась мне такой уж уютной. Теперь все было не так, как прежде. Поначалу меня и вовсе ничто не трогало: я была похожа на зомби и даже не узнавала ничего вокруг. Равнодушие вскоре сменилось сильнейшей истерикой, которая не прекращалась пять дней. И только потом все стало раздражать меня и злить. На подступе снова был период равнодушия, как утверждают психологи, но он пока не наступал.

Как ни странно, все эти периоды был человек, который проходил их вместе со мной. Мой Витя. Он был абсолютно равнодушен ко всему, что не касалось меня, успокаивал и не давал мне убить себя во время моих истерик, прятал все стеклянные предметы, которые могли попасться моему раздраженному взгляду.

Именно он первым усадил меня в инвалидную коляску. Я не давалась врачам, отбивалась от их мощных бывалых рук, когда меня пытались посадить в это сидение для обреченных душ, как я это называла. Тогда за дело принялся Витя, одной лишь здоровой рукой взявший меня под локоть, и перетащил в коляску. Ему я сопротивляться не могла совсем.

Для меня было и останется загадкой, почему он не бросил меня одну. Я бы не удивилась, если б Витя посмотрел на меня, на жалкую инвалидку, которая больше никогда не сможет даже пошевелить пальцем на ноге, и молча ушел бы, никогда не вернувшись. Сколько же мужества нужно человеку, чтобы остаться со мной, немощной, ухаживать за мной, прерывать попытки суицида и терпеть мои истерики? Сколько мужества нужно… И любви. Только сейчас я прозрела, как Витя меня любит. Если бы не любил – ушел бы и не оглянулся. А он проводил со мной каждую секунду, почти не смыкая глаз.

Я поражалась, насколько чуткий у него сон. Стоило мне среди ночи пустить слезу, то как бы бесшумно я ни пыталась это сделать, Витя тут же просыпался, без лишних разговоров обнимал меня покрепче и предоставлял здоровую руку для моих зубов, чтобы я впивалась ими, от злости, и снимала напряжение. Замечу: он не давал кусать мне мои руки. Он отдавал под это свои. Я собьюсь со счета, если начну пересчитывать, сколько я ему оставила отпечатков своих челюстей на коже. Надеюсь, во время очередной истерики я не откушу ему руку.

Витя возил меня на прогулки. Каждое утро, опаздывая на работу, он «выгуливал» меня в парке, нарезая коляской круги. А я, вместо благодарности, все время только истерила и плакала. Потому что ничто не способно больше утешить мое горе. И уж тем более, вернуть мне ноги.

* * *

«Я решила вести Дневник. Мой психотерапевт посоветовал, ибо это должно помочь мне справиться со своей депрессией. Что ж, я уже не питаю надежды на свое душевное выздоровление, не говоря уж о физическом, но все же начну писать, так как имею теперь слишком много свободного времени и девать его больше некуда.

Много свободного времени… Раньше я и слов-то таких не знала! У меня его просто не бывало. Никогда. Все мое детство, юность, и дальнейшая жизнь протекали на спринтерской дорожке. Я только и знала, что бегать, бегать и бегать. Бежать до потери пульса. Бежать до финишной прямой, не сбавляя скорости. Обгонять всех своих соперников, пусть даже и на жалкие сотые доли секунды. В этом и состояло мое предназначение – сплошные тренировки и соревнования. Мать все время упрекала меня за этот путь, что я выбрала, ведь так я никогда не осчастливлю ее пышной свадьбой или появлением на свет внуков. Увы, но это так.

А что теперь? Что есть у меня сейчас?.. Только моя инвалидная коляска. И плевать, что она супер-современная и дорогая. Она никогда не заменит мне моих ног.

У меня отняли все – мою карьеру, мое будущее. Улыбки и радость тренеров, которые так надеялись на меня… А я подвела их всех. Один миг испортил все. Коту под хвост долгие и изнурительные годы и месяцы тренировок. И если раньше для своих тренеров я была всем, то теперь я превратилась в ничто. Жалкая инвалидка, и только. И никому теперь не нужна. Дорога в спорт отныне и навсегда закрыта передо мной.

Я проклинаю день, когда попала в аварию! Никогда бы не подумала, что такое со мной случится. Да этого никогда нельзя знать заранее. Плохое всегда происходит неожиданно и некстати…»

Поставив замысловатое многоточие, я отложила ручку и блокнот в сторону. Пальцы отвыкли писать что-либо, и поэтому запись отняла у меня немало времени. Почерк стал корявым и неразборчивым. Однако и не надо было разбирать мои каракули, чтобы понять, что там написано. Все, наверное, можно прочесть на моем лице.

Послышался звук открывающейся входной двери и передо мной вскоре предстал Витя, вернувшийся с магазина. Он был нагружен различными пакетами с едой, которые едва не вываливались у него из рук. Мне все это было в новинку и жутко непривычно: раньше я никогда не была объектом чьих-то забот, всегда справлялась самостоятельно. Но сейчас я полностью зависела от кого-то. И этим кем-то добровольно стал Витя. В который раз я должна испытать благодарность к нему, но почему-то чувствовала одну лишь ненависть. Я ненавидела его за то, что он нянчится со мной. За то, что он остался невредим. И за то, что он, именно он, тогда был за рулем…

- Смотрю, ты начала писать? – спросил Витя, подойдя ко мне и присев на постели. Его рука уже потянулась к блокноту, но я оказалась проворнее его и выхватила Дневник.

- Тебя не учили не читать чужие Дневники? – озлобленно бросила я ему и прижала блокнот к груди.

- Прости. Я думал, у нас друг от друга нет секретов, - он примиряющее выставил перед собой руки.

- Что ж, открою тебе самый главный секрет: я тебя ненавижу.

После этих слов, легкая улыбка, появляющаяся на Витином лице и без того крайне редко, канула в небытие. Глаза его вдруг наполнились невыразимой печалью и болью. Даже плечи его поникли, словно на них и правда тяжким грузом лежала вина. Но я не верила, что он раскаивается. А ведь он должен, должен! Ведь это он во всем виноват!

Я даже не заметила, как высказала все это вслух. У меня снова начинался истерический приступ. Руки мои уже были в поисках легко бьющихся предметов, но рядом ничего не оказалось и я просто колотила кулаками свою постель.

Витя, не оставаясь немым и безучастным зрителем, в очередной раз, отложив пакеты с продуктами, навалился на меня всем телом, чтобы обездвижить. Он лежал так несколько минут, не сдвигаясь с места, и вот я уже, сама того не сознавая, снова впиваюсь зубами в его руку…

* * *

«Какова же ирония… Мне всегда хватало выносливости, чтобы выдержать последние секунды до финиша, но совершенно не хватает ее, чтобы справиться со своим горем.

Уже несколько сотен раз до меня пытается дозвониться мама. После выписки из больницы я не видела ее ни разу. Просто нет сил. Не хочу видеть жалость и боль в ее глазах, от этого мне лучше не станет. Да и ей лучше не видеть меня вот такую, в этой дурацкой коляске… Поэтому на все звонки отвечает Витя.

Несколько раз околачивались у моего дома надоедливые журналисты, пытаясь сделать несколько злополучных снимков, когда я дышу свежим воздухом. Но Витя отважно разгонял всех прежде, чем выкатить меня «на выгул». Он отлично понимал, что ни к чему донимать меня болезненными вопросами.

Витя специально то прячет, то и вовсе не приносит газет и журналов в дом. А все потому, что в них пестрят статьи о моей трагедии и драматичном уходе из спорта. Он не хотел, чтобы я читала об этом и еще больше расстраивалась. Однажды, когда мои руки все же добрались до свежего газетного номера, Витя, заметив это, тут же подбежал ко мне и вырвал газету из рук со словами: «Не смей читать. Не делай себе хуже». Я только и успела прочесть заголовок: «Прерванный полет»…»

Не в силах продолжать запись, я отложила в сторону блокнот, с хлопком захлопнув его. Нечаянно ручка вывалилась у меня из рук и откатилась по паркету примерно метра на три-четыре. Поначалу я стала крутить колеса коляски, собираясь поднять его, но вдруг себя одернула и остановилась посреди комнаты. Я задумчиво смотрела на ручку, а потом переводила взгляд на свои никчемные ноги. Затем снова на ручку и обратно. Так я просидела неподвижно с минуту-две, и тут меня словно прожег насквозь неведомый порыв: я резко подскочила с кресла. Уже почти встала полностью на всю стопу… Я почти стою… Но не успев сделать ни шага, с грохотом падаю плашмя на пол. Ручка так и осталась лежать, отдаленная и недостижимая.

Как раз в этот момент вернулся Витя. Он застал меня беспомощно лежащую на холодном паркетном полу. Тут я начала рыдать, да еще как. Витя тут же, не разуваясь, кинулся ко мне. Он приподнял меня на полу, чтобы я села и легонько прижал к груди, поглаживая по волосам, чтобы я успокоилась.

- Ну-ну, перестань. Не плачь, Анечка, только не плачь, - приговаривал он негромко, почти шепотом. А я все никак не могла остановиться. Настолько я была немощна и никчемна…

Он все гладил и гладил меня, а я, как завороженная, смотрела на треклятую коляску сквозь пелену соленых слез. Все пыталась свыкнуться с мыслью, что проведу в ней остаток своей жизни, но не могла.

* * *

«Сегодня мне приснился сон. В нем я бежала… Сначала легким бегом, а потом все ускоряясь и ускоряясь… Бежала по берегу моря. Волны щекотали мои здоровые, упругие и рабочие ноги, полные энергии и силы. Высоко взлетали брызги рассекаемых мною волн. Вскоре вся одежда на мне вымокла, но я не обращала внимания, а лишь бежала, бежала… И тут передо мной вырос Витя. Он стоял чуть поодаль, волны то и дело лизали его босые ноги. И он ждал меня, широко раскинув руки, словно для объятий. И я бежала навстречу ему, собираясь в эти объятия окунуться. Он улыбался мне широко-широко, в его спутанных кудрях искрились лучи солнца. И вот я уже почти достигла цели, но сон резко оборвался, оставив меня с чувством тотального разочарования и неисправимой действительностью».

Витя вывез меня на море. Считает, что тут я быстрее приду в себя, поправлюсь, немного отвлекусь от своих переживаний. Но перед поездкой я долго упиралась, кричала, называла его дураком, ведь «никакое море не вернет мне возможности ходить». Однако Витя лишь молча выслушал все мои претензии и через пару дней мы уже ехали в поезде. Машин я теперь категорически избегала. Боялась жутко.

Он снял для нас домик прямо у берега моря, чтобы не пришлось далеко до него добираться. Домик наш оказался довольно милым, уютным, просторным и красиво обставленным. Повсюду стояли свежие цветы, и свежий ветер сквозняком гулял по комнатам. У меня была просторная и мягчайшая постель с кучей разноцветных подушек, которые должны поднимать мне настроение. И самое прекрасное: спальная комната была совмещена с лоджией, откуда открывался вид на море. Пожалуй, такая смена обстановки и правда должна пойти мне на пользу. В душе уже затеплились первые зачатки благодарности к Вите, но я не решалась это показать.

По утрам меня ласково будили лучи восходящего солнца, а по вечерам убаюкивали равномерные плеск и колыхание волн. Казалось бы: в таком месте совсем забываешь о проблемах, пусть даже и такого масштаба. Однако нет. Время от времени мне продолжали сниться кошмары, в которых я постоянно разбивалась все на той же машине, все на той же дороге и все с теми же последствиями.

Однажды я проспала весь день и проснулась лишь к вечеру, от легкого прикосновения. Открыв глаза, я увидела перед собой Витю. Он сидел на коленях у самого изголовья постели и ждал, пока я проснусь.

- Хочешь взглянуть, как садится солнце на море? – спросил он, слегка улыбаясь.

Я спросонок ничего еще не соображала и лишь рассеянно кивнула. Витя сбросил с меня одеяло, поднял на руки и так и понес меня наружу в одной тонкой ситцевой сорочке.

На пляже было пусто. Это был заброшенный пляж, тут никогда не бывает посторонних людей. Витя, видимо, предусмотрел все, чтобы мне никто не мешал отдыхать. Вокруг было еще светло, а солнце раскрасило горизонт красно-розовым пламенем.

Витя донес меня до самого края берега, где во всю гуляли шумные волны, и аккуратно поставил ногами на песок, держа меня за подмышки, чтобы я не упала, ибо стоять я не могла так же, как и ходить. Я спиной оперлась на него.

И вот я ощутила первые ледяные волны, накатывающие на берег. Вода была еще ледяной, не прогретой. Ветер дул нам в лицо, моя сорочка развевалась, как флаг на корабле.

- Чувствуешь волны? – спросил меня Витя.

- Да, я чувствую… - негромко пробормотала я и сосредоточилась на своих ощущениях. Раньше мои ноги не чувствовали почти ничего, даже боли. Но сейчас я явственно ощущала холод морской воды и дуновения ветра.

Через минуту в глаза нам ударили первые лучи восходящего солнца. Несколько чаек кружили в небе, приветствуя начало нового дня. Тут я заметила, что одна чайка недалеко от берега отчаянно бередила крыльями воздух, пытаясь взлететь, но тщетно: ей оставалось лишь качаться на волнах, вспенивая воду.

- Ты видишь? – спросила я Витю, указав головой в сторону бедной птицы. – Почему она не может взлететь?

- Возможно, ранено крыло, - ответил он мне, всматриваясь вдаль.

Чайка не оставляла попыток: она рвалась в небо, к своим собратьям, но что-то отчаянно мешало ей взлететь. Невыразимая печаль и тоска захватила мое существо в то мгновение.

- Вот и у меня так же: как чайка не может летать, так и я не могу ходить. Чайка не может жить без неба, без своих крыльев. А я не могу жить без своих ног.

Витя молчал. Но тут вдруг он аккуратно усадил меня на песок, а сам решительно зашел в холодную воду. Я даже не успела ничего спросить, а потом поняла, куда он устремился. Обратно Витя возвращался с вырывающейся из рук раненой птицей.

Витя отнес ее домой, усадив в коробку, а потом забрал с пляжа и меня. Дома мы точно поняли, что у чайки сломано крыло и приняли решение выходить раненую птицу. Витя аккуратно перевязал крыло, время от времени мы кормили ее, позволяли ей бродить по дому.

- Мы ее выходим, Аня. Вылечим чайку, а тем самым - вылечим и твою душу.

* * *

«Вот уже две недели с нами живет душа морских и небесных просторов – наша больная чайка. Кажется, она поправляется. Любопытство – ее главная черта. Целыми днями она бродит по дому, заглядывая во все места, лишь бы не сидеть в тесной коробке. Пару раз она даже делала попытки улететь, когда пробиралась в лоджию. Но связанное и еще не окрепшее крыло, словно цепью, держало ее на чуждой земле.

Мне кажется, что эта чайка – воплощение меня самой, воплощение моей трагедии. Она, как и я, пленница воли случая. Чайка прикована к земле, а я – к своей инвалидной коляске. Однако, в отличие от меня, эта отважная птица не оставляет попыток вернуться в небо. То и дело она рвется через стекло на воздух, в родную стихию. Человеческие лица и бетонные стены давят на ее птичье сознание, ломая привычные рамки бытия. Так и мне непривычно и тоскливо в своей коляске проводить день ото дня, лишь ночью меняя ее на постель. Но птица оказалась гораздо мужественнее и сильнее меня. Она ни за что не хотела примиряться с Судьбой. Она точно знала, что еще вернется в родное небо. Мне бы хоть каплю ее упорства…»

Через некоторое время Витя снял повязку и осмотрел крыло. Не обнаружив ничего страшного, он прощально взглянул на птицу и не смел больше ее удерживать. Чайка, сначала неуверенно, зашагала к лоджии, которая была открыта. А затем привычно взмахнула крыльями и взлетела. Немного неровно, но вполне успешно она набирала высоту и вскоре скрылась от наших глаз в морской дали. Я улыбнулась вслед, мысленно порадовавшись за подругу по несчастью. Витя подошел ко мне, сидящей в коляске, и обнял за плечи.

- Ты тоже поправишься, я верю в это. И не только я, - неопределенно сказал он и тут же протянул мне несколько писем в конвертах. Я недоуменно взглянула на него и стала поочередно вскрывать и читать послания. Витя пока вышел на пляж, чтобы не мешать мне.

Первое письмо оказалось от моего тренера. Никто не мог мне дозвониться, я просто не брала трубку, не хотела ни с кем разговаривать. Поэтому люди решили писать мне письма. Конечно же, здесь не обошлось без Вити: только он мог сообщить наш нынешний адрес.

«Дорогая Анечка!

Знаю, как тебе сейчас тяжело приходится. Это большая трагедия и для тебя, и для всех нас, и для тех людей, что всегда в тебя верили и приходили посмотреть на твои победы. Жаль, что не могу быть рядом, а потому всецело полагаюсь на Виктора, на его заботу о тебе. Ты не ругай его, что он позволил писать тебе. Я просто хотел морально поддержать тебя, не дать тебе погрязнуть в тоске и безысходности, не дать тебе заниматься самобичеванием.

Помни: никто не виноват, что так случилось. Так распорядилась Судьба и с ней не поспоришь. Не лей понапрасну слез. Лучше вспомни свой девиз, который я так часто слышал из твоих уст: «Путь к мечте не легок. Но он стоит того, чтобы пройти его». Пусть он станет твоей путеводной звездой в сложившейся ситуации. Потому что я верю, что это еще не конец. Еще рано ставить точку в своей карьере, в своей жизни, Аня. Мы все верим, что ты еще встанешь на ноги, еще ощутишь радость простых шагов и быстроты бега. Не опускай руки и не верь врачам!

Искренне твой, Павел Дмитриевич»

.

Остальные письма были в том же духе. Каждый из моих друзей, тренеров выразил искреннюю надежду на то, что я встану на ноги. Они верили в меня, и не хотелось их подвести. Но что я могла сделать? Ноги абсолютно не слушались меня, я не могла пошевелить и пальцем…

* * *

«Настало время уезжать. Все вещи Витя собрал еще вчера, теперь бегает по дому, проверяя, все ли мы взяли. А я пока улучила минутку, чтобы написать.

Уезжаю отсюда совсем другим человеком. Все-таки нужно отдать Вите должное: как в воду глядел, знал, что тут я отдохну и душой и телом. Наберусь сил, мужества и терпения. Я снова полна энергии и амбиций. Особенно растрогала поддержка близких. Я боялась, что все винят меня в случившемся, ведь я подвела их. Видимо, поэтому Витя и разрешил им написать сюда, чтобы я увидела - никакой вины на мне нет. Меня по-прежнему любят и поддерживают. Теперь-то я постараюсь никого не разочаровать и вернуть себе способность ходить».

- Аня, нам пора, - окрикнул меня Витя, и я поставила точку в конце предложения.

- Иду, иду… - сказала я на автомате, и сама посмеялась над своими же словами.

Дорога домой была долгой и изнурительной. Зато на вокзале нас ожидал сюрприз: мои тренер и друзья встречали нас с Витей. Кто-то из них даже подарил цветы. Я была тронута до глубины души. Самое главное, что никто из них не обращался со мной как с калекой. Общение шло в привычном для меня стиле, не было ни намека на мою ущербность. Никто и словом не заикнулся о моем положении. И это радовало. Каждый из них словно уже видел меня на ногах. Для этих людей я ни сколько не изменилась.

И вот я в родных стенах. Они уже не давили, не навевали тоску. Я каталась по коридору в своей коляске, дожидаясь Витю. Минуты казались вечностью. Было даже как-то непривычно. Раньше я никогда не ждала его с таким нетерпением. За время моей реабилитации Витя стал мне куда ближе, чем за долгие годы, что мы уже вместе.

Наконец-то раздался знакомый щелчок и входная дверь распахнулась. Вошел мой Витя.

Я тут же принялась крутить колеса, продвигаясь к нему на всей скорости. И вот я в его объятиях, прижимаюсь всем телом к его ногам. Из глаз неожиданно хлынули слезы, давно копившиеся во мне слезы благодарности.

- Витенька, прости меня… Я такая свинья… - запричитала я. – Ничего не ценила… А ты столько для меня сделал, столько сделал! Как же я была слепа… Не только безнога, но и слепа. Если бы не ты, я бы давно отправила себя туда, куда я, по счастью или несчастью, не попала в той аварии. Прости меня, я люблю тебя…

Я еще продолжала тараторить кучу несвязных слов, но Витя присел передо мной и с улыбкой вытирал мокрые щеки.

- Я всегда знал, что ты любишь меня, - уверенно ответил он мне. – И эта любовь исцелит тебя, помни об этом. Только любовь и вера помогает в случае беды и несчастья. Любовь придает нам сил, мужества и терпения. Знаешь, почему та чайка смогла полететь? Потому что она настолько сильно любила небо, что не дала обычной травме навсегда отдалить ее от предмета любви. Так и тебе любовь вернет ноги. А я всегда буду рядом с тобой.

* * *

«Вот уже год я упорно ставлю себя на ноги. Долгие и изнурительные часы в центре восстановительной травматологии и реабилитации, где мне я заново учусь ходить при помощи специальных тренажеров и физиотерапевта. По мере возможности, Витя бывает там вместе со мной, поддерживая меня, когда я, опираясь руками на брусья, перетаскиваю себя по дорожке. Пока результатов мало, но я верю в лучшее, в свой успех.

Меня в этом центре уже хорошо знают, привыкли. А врачи лишь непонимающе качают головой. «Это все бесполезно, она никогда не пойдет» - слышала я не раз от них, когда врачи совещались тесной кучкой в перерывах. Но я пропускала их комментарии мимо ушей. Пусть вокруг все пророчат, что зря я затеяла эту борьбу с Судьбой – никого не стану слушать. Все чаще я напоминаю себе свои же слова: «Путь к мечте не легок, но он точно стоит того, чтобы пройти его». Перед моими глазами всегда образ чайки со сломанным крылом, которая, не смотря ни на что, все же взлетела в небо. Так и я до сих пор лелею мечту снова мчаться, обгоняя ветер…»

27 февраля – 9 марта, 2014г.

#дневник #рассказ #писатель #блог