"ЗАПИСКИ О ЗЕМЛЕ: вид сверху"

- Папа, ты видел, видел?! Звезда упала!

Маленький мальчик, лежа на траве, показывал тоненьким пальцем в ночное небо, где только что прочертила путь упавшая «звезда». Отец мальчика, лежавший рядом, улыбнулся и указал рукой в другую часть неба.

- Вот, видишь эту маленькую светлую точку, движущуюся в той стороне? – спросил он у сына.

- Это же НЛО! – воскликнул мальчик, и отец тихо засмеялся в усы.

- Нет-нет, вовсе это не НЛО, Женя, - удивление на лице мальчика сменилось разочарованием. – Это МКС, международная космическая станция. Мы видим ее также, как ту упавшую звезду, потому что она отражает свет и движется равномерно, прямо по орбите Земли. Многие думают, особенно в твоем возрасте, что это гости из космоса разгуливают по небу, однако это всего лишь металлическая конструкция, в которой обитают несколько человек и наблюдают за нами прямо из космоса.

- А зачем они за нами наблюдают? – вопрошал мальчик. Он стал пристально следить за летящей точкой, стараясь не потерять ее из виду. Она неторопливо рассекала межзвездное пространство где-то там, так высоко, что ни за что не дотянуться.

- Чтобы сообщать нам об угрозах из космоса. Сообщать самые свежие сводки погоды, информацию о надвигающихся ураганах. Проводить эксперименты у себя на борту. Там ведь полный вакуум и космонавты плавают, словно в воде, - объяснил мальчику отец. – Там у них есть еда, вода, тренажеры, чтобы ноги не забывали, что такое движение. И конечно же, туалет.

Мальчик рассмеялся, представив, каким же нелепым сооружением, должно быть, выглядит унитаз в космосе.

- Там они проводят много дней, вдали от нас, от Земли, от родных.

Сын задумался, а затем спросил:

- Но разве им там не одиноко?

Отец провел пальцами по густым усам и ответил:

- Думаю, иногда. Но они выполняют очень важную работу. Без них мы бы не знали так много о космосе и о собственной планете. Ты только представь, какая, должно быть, красивая наша Земля из космоса? Закрой глаза и вообрази, как ты смотришь на нее сверху, с борта станции!

Мальчик мечтательно зажмурился и представил, как завис у маленького отверстия станции, которую папа называл люминатором, и смотрит на огромный голубой с зеленым шар, где прямо сейчас лежит на траве позади дома его отец, смотрит в небо и машет ему рукой, передавая привет.

- Здорово, - мечтательно протянул мальчик, открывая глаза. С грустью он вдруг понял, что потерял ту самую точку, которая называется МКС, и где на него смотрели такие же люди, как он сам.

- А космонавты видят нас оттуда? Вот прямо сейчас?

- Конечно, можешь помахать им рукой, - серьезно ответил отец, скрытно посмеиваясь сквозь усы. Мальчик вскочил с травы и усердно задергал ладонью, чтобы его наверняка заметили.

- Думаю, они тоже ответили тебе приветствием, - обнадежил папа, когда сын присел рядом с ним.

Мальчик, не опуская головы, всматривался в черное небо, пытаясь пересчитать видимые звезды, но каждый раз неумолимо сбивался со счета. А сколько, интересно, видно этих самых звезд с борта станции?

- Когда я вырасту, я попаду на МКС и пересчитаю все звезды, которые смогу там увидеть! – заявил мальчик, да столь решительно, что отец даже не посмел засмеяться. Он только взъерошил сынишке волосы на голове и спросил:

- Даешь слово?

Мальчик, продолжая следить за небом, твердо ответил:

- Даю слово.

***

…Иллюминатор. Земля. Голубой и прекрасный мир, подаривший нам всем Жизнь. Как же сложно было покинуть его… Но это стоило того, чтобы увидеть его вот так…Сверху.

Снова голова кружится. И нет, дело не в повышенном давлении. Температура на МКС в норме, у экипажа небольшой перерыв. Жозефина Дега, моя напарница, в ускоренном режиме пролистывает что-то из французской классики, я не смог перевести название книги, как ни старался. Джонни, наш борт-командир, о чем-то весело переговаривается с Андре Вискотти, инженером и техником нашего экипажа. Другие остались в главном модуле, передавая последние данные о работе станции за последние несколько часов. А я снова завис у купола с бортовым дневником, наблюдая за родной и такой необъятной планетой, которую когда-то называл своим домом.

Теперь мой дом здесь. Меня зовут Евгений Дронин, самый молодой борт-инженер на станции, мне 27 лет и я на борту уже 176 день. Моя миссия скоро подойдет к концу, однако я всеми силами упираюсь рогом, потому что не хочу возвращаться. Не хочу снова погрязнуть в серости дней, которая непременно засосет меня обратно по прибытию на Землю. Не знаю, получится ли у меня продлить свое нахождение здесь, но я буду искренне верить в это.

Этот дневник ведут все члены экипажа, записывая важные данные о работе станции. Однако я решил внести нотку Жизни в эти скупые и ничего не значащие цифры. Я решил рассказать вам истину, чтобы вы никогда не забывали, кто Вы и зачем Вы есть. Пусть это просто останется тут, а не только в моей голове.

Итак, вдумайтесь. Где вы? В смысле, где вы, кроме собственной комнаты? В городе? Стране? Нет, вы в космосе. Большом, неизмеримо большом и темном пространстве. Возможно, мы единственная существующая форма жизни на ближайшие миллиарды световых лет. Так на что же мы тратим время, дарованное нам на этой планете?

Человек перестал по вечерам поднимать голову к небу и смотреть на далекие и холодные звезды, ища у них ответы на свои вопросы. В рутине проходящих дней, в заботах и бытовых дрязгах, он забыл, что вокруг него есть еще целый неизведанный мир и что он не заканчивается стенами его гостиной, офиса или кофейни, которую он посетил прошлой весной в Париже. Некая Энн из Нью-Йорка никогда не вспомнит, что кроме Земли есть другие места во Вселенной, ведь ей на работе урезали зарплату, и она не сможет купить новые туфли от Manolo Blahnik. Йен из Германии никогда не вспомнит о шести членах экипажа МКС, зависших прямо над его головой, потому что не знает, как сказать жене об измене. Юная Кейтлин из Лондона не думает о метеорите, недавно пролетевшем в минимальном расстоянии от Земли, ибо ее бросил бойфренд.

Оно и понятно, быт есть быт, скажите вы. Но поймите, люди перестали ценить то многое, что дала им Жизнь – возможность развиваться и постигать новые границы. Менять мир к лучшему и делать открытия. Глядеть дальше, чувствовать шире. Жить и постигать Жизнь.

Люди на Земле забыли, зачем они там находятся. Забыли, как враждебен космос вокруг и что он вообще есть в природе. Забыли, что мы зависли крохотной точкой в вакууме, в темном и безмолвном океане звезд. А здесь… Здесь, глядя в иллюминатор, об этом забыть невозможно. Отсюда всегда видно, кто мы и зачем мы здесь. Я вижу, как мал и как, в то же время, велик наш мир. И я помню, зачем Я сам здесь: чтобы наблюдать за ним.

***

Кто-то справа хлопнул меня по плечу. Я обернулся.

- Я тут прочитала твои записульки утром, - с хохотком известила меня Рэйчел, наша доктор, родом из Миннесоты. Она говорила на привычном английском и я, спустя 177 дней прибывания на МКС научился лучше и чутче понимать чужой язык, чем это было при подготовке к отправке сюда. – Не ожидала, что ты такой романтик! Тебе бы книжки писать. Заработал бы на этом там. Внизу, то есть.

Я усмехнулся. Я знал, что многих здесь забавляет мой, как выразилась Рэйчел, романтизм. Я частенько высказывал что-то в духе моих вчерашних дневниковых записей, но привыкнуть к этому никто так и не смог. Меня так и прозвали тут - «русский романтик».

- Мне взгрустнулось, - коротко ответил я, не пуская ее в свои мысли.

Она подплыла к иллюминатору, какое-то время всматривалась вдаль, а потом также коротко спросила:

- Скучаешь по дому?

Я помедлил.

- Отчасти, - ответил я, серьезно задумавшись. – Там есть люди, которых я оставил. Но это единственное, что связывает меня с Землей.

- Ты прямо загадка, Женя, - улыбнулась напарница, немного коверкая мое имя, в силу акцента. – Никак не могу тебя разгадать.

- Я не ребус, чтобы меня разгадывать, - я пустил непривычную для меня колкость, однако непосредственная Рэйчел словно бы не заметила ее. Она лишь продолжала с улыбкой смотреть в открытый космос, думая о чем-то своем. В тот миг я понял, что не я один кого-то оставил за бортом.

***

Парнишка 16-ти лет сидел в приемной клиники, ожидая разрешения врача зайти в палату. Он собирал кубик Рубика, от скуки, быстро-быстро вращая его грани до тех пор, пока они не становились все положенного цвета, а затем разбирал его и начинал сначала. Время тянулось слишком долго, выносить это было невозможно. Наконец, перед глазами встал человек в белом халате и в очках со строгой оправой. Он жестом пригласил его идти за ним.

Парнишка вошел в светлую палату, уставленную цветами. Они уже утратили былую свежесть, кое-где на столешницах лежали высохшие лепестки роз и хризантем. Эти цветы увядали, как увядал и человек, лежащий на койке. Это был его отец.

Глаза его ввалились в глазницы, скулы заострились. Седые волосы свалялись в тех местах, где они еще были и напоминали маленькие гнезда, только без птиц. Отец тянул сыну тонкую, сухощавую руку, вкладывая в это последние свои силы.

- Женя, сынок, - позвал он совсем осипшим от болезни голосом. Сын подошел и тихонько обнял старика, чтобы вдруг ненароком не сломать ему несколько костей, так он истончал и исхудал. – Я так хотел увидеть тебя.

Сердце комком сжалось и громко бухнуло в груди у парнишки. Его обуял дикий стыд, ведь он не навещал отца несколько недель, а то и месяц. Причиной тому была злость и обида на отца. Женя не мог вынести несправедливости, обрушившейся на его семью и не смог простить отца, что тот вовремя не рассказал им с матерью о болезни и не захотел лечиться, когда все еще можно было предотвратить. Теперь же было поздно, и болезнь неотвратимо настигала его, высасывая из седого старика последние соки. Только сегодня, когда мать фактически умоляла его навестить отца, он решился простить его и прийти. Но не навестить. Он почти наверняка знал, что пришел уже попрощаться.

Мать сидела по другую сторону от койки и тихо плакала, закрыв лицо носовым платком. Отец немного похрипел, затем зашелся жутким кашлем, после чего долгие минуты не мог вымолвить ни слова. Он лишь смотрел на сына и дерганно улыбался.

- Ты помнишь… ты помнишь, как мы по долгу всматривались в ночное небо? – выдавил он, наконец, продолжая неотрывно смотреть на сына.

- Да, помню, папа, - сдержанно ответил Женя.

- И помнишь, какое обещание ты дал? – продолжал отец.

Женя молча кивнул.

- Тогда запомни еще вот-что… - говорил отец, а затем снова зашелся в мучительном кашле. Когда приступ прекратился, он продолжил, голос его все слабел и слабел. – Когда я умру, я тоже буду там… Среди звезд. Когда будешь наверху, не забывай смотреть на меня. А я буду смотреть на тебя. Всегда.

Женя подавил ярость, подступающую к горлу и в то же время поток горьких слез, распирающих его грудь.

«Ты мог бы смотреть на меня с Земли, если бы нас слушал и не запустил болезнь!» - гневно обвинял его Женя в своих мыслях, но не посмел высказать этого вслух. На деле он лишь кивнул, продолжая удерживать слезы, подспудно понимая, что слезы – удел женщин. Мужчина должен оставаться храбрым и сильным до конца, что бы ни случилось.

- Я буду наблюдать за тобой оттуда, - он хрипел так, что слова были почти непонятны слуху. Однако Женя все же его слышал. – А ты наблюдай за остальными сверху. Они нуждаются в этом. Люди – как овцы без пастуха… Им нужен поводырь, чтобы не потеряться во тьме, которая окружает нас. Не дай этой тьме поглотить тебя. И не дай другим в ней погрязнуть…

На этом голос его совсем затих. Грудь его судорожно приподнялась и задрожала. Женя с силой стиснул отцовскую руку, ощутил небольшую отдачу, а затем ладонь ослабла и легонько выскользнула из его молодых рук. Больше не было никакой опоры на этой Земле. Женю резко перебросило в безмолвный и ненадежный вакуум.

***

Я проснулся и понял, что весь в холодном поту. Снова этот гнетущий сон. Он преследовал меня с тех самых пор, как я оказался на борту, хотя прошло много лет. Но я все еще помнил отцовские наставления и каждый день осмысливал их, пытаясь до конца осознать, что он хотел мне этим сказать и что я должен делать.

Поняв, что уснуть мне уже не удастся, я открыл капсулу и выплыл наружу. Пролетел через коридорный модуль и, заметив Чарли Куинна в лаборатории, завернул к нему. Чарли постоянно торчал в лаборатории, ухаживая за цветами, которые вот-вот должны были распуститься на борту МКС. Куинн был нашим штатным ученым и отвечал за все проводимые на борту опыты. Все любили Чарли, он был настоящим другом: слушал, когда нужно было слушать и говорил, когда нужно было говорить. Ничего лишнего.

- Доброе, Чарли, - поздоровался я, наблюдая за тем, что делает ученый. Чарли повернулся ко мне и с улыбкой протянул:

- Доброе, Евгений! Смотри, у нас зародилась новая жизнь.

Он показал кивком головы на крупный бутон, распушившийся крупными алыми лепестками. Неприятные воспоминания снова нахлынули на меня. Я почувствовал фантомный запах увядших цветов.

- Разве каждая жизнь – не чудо? – риторически спрашивал Чарли, снова возвращаясь к своим подопечным, рыхля землю у основания. Я лишь молча кивнул и поспешил скрыться из виду. Меня еще ждала работа – нам предстояло принять последнюю провизию с Земли. А потом… Потом нас всех спишут домой.

Меня охватила паника.

***

«Новый террористический акт был совершен в Берлине… Пострадало не менее 120 человек, около 30 считаются пропавшими без вести»

Женя переключал каналы с интервалом в одну секунду. На каждом канале суровый диктор вещал о новых страстях человеческих, изобилуя кровавыми подробностями. Теракты, разбои, забастовки, ураганы, информационные войны… Устав слушать об ужасах, царящих на улицах, он со вздохом выключил телевизор. Экран тихо потух и Женя увидел в нем свое отражение. Кудреватые каштановые волосы, широкие скулы и папины зеленые глаза. А в глазах полное бесчувствие, апатия и усталость. Он ощущал себя глубоким стариком.

- Женя, поужинай со мной. В последний раз.

Мать звала его с кухни. После смерти отца Женя испытывал сильное опустошение, он чувствовал себя выжженной пустыней, без воды, еды и населения. Лишь он один погибает в этой пустыне, не зная куда скрыться от палящего солнца и песка, проникающего в каждую щель. Этот песок – словно яд, разрушал его изнутри.

Женя поднялся с кресла и прошел в кухню, где был накрыт праздничный семейный стол, где некогда проходили все праздники. Где собирались целыми семьями. Где звучал смех, жила радость. А теперь они здесь одни. Совсем одни.

- Спасибо, мама, за такой ужин, - поблагодарил ее Женя, усаживая мать и сам сел на свое привычное место.

Молча они поужинали. Женя никак не мог до конца осознать, что в ближайшие полгода за этот стол он не сядет.

- Волнуешься? – спросила его мама, нервно приклеив к лицу дрожащую улыбку.

- Совсем нет, - честно ответил сын. На самом деле ему не терпелось поскорее убраться с Земли. – Кроме тебя, мама, здесь меня больше ничего не держит. Слишком сильно прогнил земной мир, чтобы продолжать искать здесь счастья. Попробую найти его там.

Мама понимающе кивнула, а потом не выдержала и расплакалась.

- Отец бы гордился тобой, - выдавила она, вытирая непрошенные слезы.

- Он и сейчас гордится, - уверенно заявил Женя, убирая грязные тарелки со стола. – Я верю, он будет присматривать за нами обоими. Так что не раскисай, мам. Все будет хорошо.

Он поцеловал ее в щеку и ушел в свою спальню. С завтрашнего дня его ожидает пара недель контрольных испытаний, а затем - полет в неизвестность. В новый мир, так не похожий на Земной. В груди затеплилась надежда.

***

Уже 179 день. Мне становится тревожно от того, что срок так быстро кончается.

Снова я торчу под куполом, пишу в этот дневник, который теперь стал всеобщим чтивом во время ужина. Ребята по очереди зачитывают вслух самые абсурдные мои заявления, ни сколько не смущаясь моего присутствия и шутливо хлопали меня по плечу. Меня не огорчало их восприятие, я был рад, что их это развлекает. Мне пророчили писательское будущее по приземлению, а я лишь отмахивался.

Здесь мы стали настоящей семьей. Да, это вынужденная мера, ведь в замкнутом пространстве, вдали от атмосферы Земли, мы обречены стать ближе, работать бок о бок и делить все мелкие радости или горести друг с другом. Тем не менее, в этом было что-то такое… волшебное. На Земле этого я не чувствовал уже много лет. С тех самых пор, как отца не стало. Тогда я, казалось, потерял все, во что верил, потерял ту самую опору под ногами и улетел в темный космос. До самого прибытия сюда я парил в кромешной тьме, не зная, как утешить свое горе, за что зацепиться, чтобы не улететь туда, откуда уже нет возврата. Я абсолютно точно потерял себя, свою сущность. Я потерял и надолго забыл о своем обещании.

К 19-ти годам я вдруг вспомнил о нем. Это произошло случайно. Я просто возвращался домой с университета и когда подходил к парадной, заметил во дворе песочницу, в которой сидел маленький мальчик. Он держал в руке игрушечную ракету, крутил ее вокруг себя и издавал жужжащий звук, подражая гулу взлетающей ракеты. В тот миг что-то знакомо екнуло в моем сердце, и в итоге я прошел тот путь, который сам себе проложил в детстве, в памятную августовскую ночь звездопада.

- Снёва гг’устищь, г’омантик? – спросила меня Жозефина на ломаном русском, дочитав последнюю страницу своего романа.

- Ностальгирую, - ответил я, захлопнув дневник и вернув его на место.

- Чег’ез пьять дней мы вернемся домой, - Жозефина мечтательно потянулась, разминая затекшие мышцы. – Наконьец-то!

- Мой дом здесь, - тихо сказал я, так, чтобы никто кроме меня не услышал. Ведь никто не поймет.

Словно в последний раз, я прикоснулся ладонью к стеклу иллюминатора, провел по нему пальцами. Я не хотел покидать свою гавань. Сверху не видно грязи, пропитавшей мир внизу. Я бы вечно наблюдал его отсюда, если бы мог.

***

Нас приветствовали громкими овациями, аплодисментами. Нас встречали цветами и подарками родные, близкие, друзья и товарищи. Все, кто все это время был здесь и ждал нашего возвращения, переживал и надеялся на удачное приземление.

В толпе я увидел свою мать. Она заметно состарилась за каких-то полгода, волосы ее стали совсем седыми и она небрежно накрыла их платком. Но глаза по-прежнему искрились любовью и жизнью.

- Здравствуй, сынок, - тихо произнесла мама и горячо обняла меня. Я стиснул ее в объятьях и понял, как сильно не хватало этого наверху.

Солнце нещадно палило, стоял конец июля. Птицы носились над нашими головами и оглушительно щебетали.

Рэйчел подошла и официально пожала мне руку, со словами:

- Рада была служить с тобой на борту, - говорила она привычно, по-английски. А затем добавила, уже по-русски: - Буду скучать, романтик!

- Это взаимно, - ответил я, крепко пожимая ее совсем не хрупкую ладонь. Она тепло взглянула на меня и отошла к своим родным, принимая благоухающие цветы.

Из отделения ЦУПа вышел один из наших связных, громко и торжественно прокричав:

- Добро пожаловать домой!

***

Одним солнечным утром я сидел в парке, один, и размышлял. В руках у меня был тот самый бортовой дневник, который мне отдали, скопировав нужные данные. Мне сказали, что «дневник стал слишком личным, чтобы использовать его в научных целях». Я без лишних слов принял его, подумав, что это неплохой сувенир со станции.

Я огляделся и вдруг осознал, что не вижу той грязи и серости, которые засоряли мне глаза до отлета на МКС. Что-то переменилось здесь за мое отсутствие? Вряд ли. Скорее всего, что-то изменилось внутри меня…

Я видел как ярко сверкало солнце, как чисто было небо над головой. По парку катались на роликах дети, поедая на ходу мороженое, вкус которого я, правда, совсем забыл. Да я многое утратил, если подумать. Все самое светлое отвалилось от меня, как омертвевшие клетки кожи. Я знал лишь блеклость, горечь и ужас, творившийся здесь, внизу. И перестал видеть счастье, любовь и красоту, потому что был страшно обижен на отца. Я был подбит его уходом, как крыло вражеского самолета. Я летел вниз, не боясь разбиться о камни… Вместо того, чтобы выровнять курс и лететь дальше. Жить дальше.

Я ожидал, что 182 дня на орбите меня оживят, помогут очнуться, проснуться. Возродиться. Похоже, что так и вышло, только понял я это, оказавшись дома.

Дома. Настоящий дом всегда был здесь. Я верил, что убегу в космос от своих проблем, но на деле я унес их с собой.

Дом там, куда ты его с собой принесешь. А я же оставил его здесь, подумав, что он сгниет, как и все вокруг. Завянет, как трехдневные розы. Но нет, он цвел и преображался в мое отсутствие, он никак от меня не зависел.

Тьма расступилась вокруг меня. Вместо черного вакуума с вкраплением далеких холодных звезд надо мной простиралось необъятное голубое небо. Стоило один раз покинуть этот мир, чтобы понять, как хорошо было в него вернуться.

#2017 #рассказ #проза #земля #мир #космос #МКС #ISS #space #novel